Ирек Муртазин. Записки арестанта #3

Продолжаем публикацию заметок политзаключенного Ирека Муртазина. Читайте предыдущие статьи Ирека #1 и #2 на нашем сайте.

27 ноября 2009 года (пятница)
Далеко за полночь, а может в час, а может и позже в коридоре послышались какие-то голоса. Антон соскочил со шконки, подошел к кованой двери и прильнул к дверному косяку.
- Спасибо… Спасибо… Курить нечего… Через несколько минут Антон отошел от двери:
- Соседи поздравили нас с Курбан байрамом. Они уже знают, что ты заехал в хату «четыре дробь три». Спросили, есть ли в чем нужда. Я сказал, что у нас курить нечего.
В шесть утра отворилось прямоугольное окошко в дверях «кормушка», Антон просунул в него кружку, в которую насыпали две большие ложки сахара - суточная норма. Потом в «кормушу» пролезла буханка хлеба - по половине на человека в сутки. Пока Антон получал сахар и хлеб, со своего верхнего места на шконке успел рассмотреть что за дверью орудовал арестант в черной робе.
- А что это за люди, которые ходят по тюрьме в черных робах? Еду раздают, матрас мой сюда принесли…
- Это «хозники». А те, кто еду раздают - «баландеры». Это обслуга из числа тех, кто уже получил приговор, он вступил в силу, а человек остался здесь отбывать свой срок, рассчитывая и вполне резонно уйти по УДО. Хозники, если у них нет залетов, на волю уходят по УДО.

Включили телевизор. Шаймиев поздравил татарстанцев с Курбан-байрамом.
- Спасибо, Минтимер Шарипович, вы меня уже поздравили, - усмехнулся я и подмигнул телевизору.
* * *
В восемь утра дверь камеры распахнулась и мы вышли в коридор, где стояло человек десять. Это была утренняя проверка. На меня смотрело двадцать пар глаз. В этих глазах было многое: любопытство, удивление, недоумение, непонимание и интерес. Не было только презрения, отвращения и злобы.
* * *
Оказывается, что пятница - банный день для тех, кто содержится в «дробях». Вообще-то баня здесь работает все рабочие дни с утра до вечера. Но пока перемоются около тысячи арестантов, находящихся в ИЗ 16/2 как раз проходит вся рабочая неделя.
В баню нас повели сразу после завтрака.
- С одной стороны это хорошо, - заметил Антон, - баня чистенькая. Но, то, что она еще не нагрета - плохо. Лучше всего идти в баню часов в 11-12, а часа в четыре-пять после обеда - хуже некуда. Хоть противогаз одевай и сапоги болотные… Запах пота и грязюка…
Завели в предбанник. За дверями бани были слышны голоса.
- Мы не первые, - это хорошо. - Но привели нас рановато.
-Почему? - мне было интересно все.
- Сейчас те помоются, - Антон кивнул на дверь в баню, - уйдут в раздевалку. Пока из не уведут будем ждать.
Ждать пришлось минут десять. Через баню прошли в раздевалку, помылись и уже по другой дороге вернулись в камеру. Часа через два после бани повели на прогулку. Прогулочный дворик расположен на крыше тюрьмы.

Меньше чем за сутки пребывания в тюрьме узнал, что если вести себя ниже травы тише воды, то в мае можно вернуться домой. К 65-летию Победы арестанты ждут амнистии. Только лично мне эта амнистия не нужна. Потому, что намерен добиваться полного оправдания.
То, что система все-таки пошла на то, чтобы отправить меня в тюрьму - явный признак того, что система чертовски слаба и живет в плену своих страхов. И панически боится тех, кто является причиной этих самых страхов.
Меня отправили в тюрьму, несмотря на то, что с 19 апреля 2009 года согласно приказу Минюста РФ лица, осужденные к колониям-поселениям могут самостоятельно прибыть к месту отбывания наказания. При этом после вступления в силу приговора. То есть целый месяц, а то и больше (до рассмотрения Верховным Судом Татарстана) моей кассационной жалобы, я мог оставаться на свободе. А вместо этого я в тюрьме. То есть наказание уже «приведено в исполнение». При этом наказание куда более строгое нежели пребывание в колонии-поселении.

Измерил камеру: 346 см в длину, 132 см - в ширину. Сразу у входа - рукомойник. Между рукомойником с одним единственным краником из которого льется ледяная вода и шконкой - унитаз. Унитаз от шконки отгорожен ширмой, изготовленной из клеенки кем-то из предыдущих жильцов «хаты» 4/3. Ширма похожа на те, что используются в ванных малогабаритных квартир.
Когда лежишь на шконке, можно протянуть руку и упереться в противоположную стену.
В противоположной от двери стороне камеры - зарешеченное окно. Мало, что между свободой и несвободой два ряда толстенных решеток - изнутри и снаружи, к наружной решетке еще приварены железные полоски- «реснички», через которые с трудом можно увидеть улицу.
Окно камеры выходит на здание, где содержаться «15-ти суточники». А за ним видна улица Клары Цеткин, по которой ходят вольные люди, проезжают красные автобусы...
Сколько мне суждено провести в этих стенах? До рассмотрения кассационной жалобы? Или весь срок? Один год и 9 месяцев? Увы, это зависит уже не от меня. Но жизнь продолжается! Нельзя мириться, нельзя превращаться в человекообразное существо - кроткое и безропотное, надо оставаться человеком. Это главное! В конце концов, мамадышская девушка - один из лидеров народовольцев Вера Фигнер - провела 20 лет в одиночной камере шлиссербургской крепости. Освободилась. Пережила революцию, коллективизацию, застала культ личности, Великую Отечественную… и умерла в 90 лет, в дни Сталинградской битвы.

28 ноября 2009 года (суббота)
Сыну 12 лет. А у папы нет возможности поздравить славного мальчишку с днем рождения. А ведь я мог выходные провести еще дома. И день рождения сына отпраздновать, и сходить в мечеть в день Курбан байрама.
26 ноября в последний день оглашения приговора после обеденного перерыва судебные приставы отказались пускать меня в зал заседания без личного досмотра.
- А как же процессуальное равенство сторон? - возмутился я. - Почему не досмотрели прокурора? Представителя потерпевшего?
Позвонил назначенному мне адвокату:
- Олег Борисович, меня на суд не пускают.
Вскоре в коридор вышла секретарь судебного заседания:
- Я ничего не могу сделать.
- Хорошо, - говорю, - составляйте протокол досмотра.
На поиск понятых, досмотр и составление протокола ушло минут тридцать. Пока обзванивали руководство и искали понятых я ушел на улицу курить. А можно было вообще уехать домой. Совершенно безнаказанно. Но эта мысль пришла мне в голову уже только в тюремной камере. И у меня нет возможности поздравить сына с днем рождения.

29 ноября 2009 года (воскресенье)
И «Семь дней» Ильшата Аминова и «Итоги недели» Леонида Толчинского не обошли стороной мой приговор. Выслужились на все 200 процентов. Ильшат договорился до того, что назвал меня «доносчиком», мол, доносы и кляузы Муртазина наконец-то получили давно заслуженную оценку. Леня был сдержаннее, но тоже не скупился на черные краски.
<...>
Пропагандистские изыски Ильшата и Леонида мы смотрели вечером. А днем пошли на прогулку. Нам достался большой прогулочный дворик. Антон начал исследовать тайники дворика - не оставил ли кто сигарет, потому что уже второй день мы сидели без курева, распотрошив все бычки, свернув из них самокрутки и искурив до самой последней затяжки. Настойчивые поиски Антона были вознаграждены папироской «Прима». Забравшись с ногами на скамейку и усевшись на корточках он стал лениво наблюдать, как я нарезаю круги по прогулочному дворику, отжимаюсь…
- Будешь курить?
- Жалко времени, в хате покурю, если оставишь…
- Да тут осталось то две затяжки.
- Да ладно, докуривай, может так и курить брошу.
- В тюрьме нельзя бросать курить, - философски заметил Антон. - Во-первых, нельзя менять те привычки, которые можешь не изменить. А во-вторых, пассивное курение куда вреднее активного.
Когда мы вернулись в камеру, нас ждал сюрприз - две пачки «Винстона», которые передали из соседней камеры. Мы жадно набросились на сигареты. После двух дней никотинового голода, каждая затяжка доставляла неимоверное удовольствие.
- Чифирнем? - предложил Антон, выкурив уже вторую подряд сигарету.
- Можно и чифирнуть.
Чифир мне не понравился. Никакого тонизирующего эффекта я не заметил. Но попробовать, что это такое, стоило. Чтобы иметь представление о вкусовых качествах чифира, и чтобы решить для себя, что больше чифирить я не буду.