Надежда, что прорастет

50 лет мы хвалили нашу тюрьму, которая перековывала преступников и возвращала их в ряды строителей коммунизма.
300 лет до этого и 20 лет после этого мы ругали нашу тюрьму. За этап, по которому можно было идти год. За кандалы весом 11, 5 кг. За заключение под стражу с 11 лет. И за многое, многое, многое другое. Выглядящее сегодня диким, но благополучно позабытое.
Справедливо ли ругали? - Тут двух мнений быть не может: да, справедливо. Справедливо ли хвалили? Хочется, написать, что нет, все это была ушлая советская пропаганда. Но я беседовал с зэками 1950- х и 1970- х, и могу сказать так: в советской тюрьме было много полезного и важного, такого, что не хватает российской тюрьме начала 21 века.
Справедлива ли сегодняшняя критика российской тюрьмы? Есть ли в ней сегодня тысячи и тысячи тех, кого мать и жена не могут навестить, так как на поездку надо потратить трехмесячный семейный бюджет? Сидят ли в ее изоляторах те, чья вина состоит лишь в том, что они не захотели сотрудничать с оперчастью? Вынуждены ли воспитатели колоний пять шестых своего рабочего дня писать, писать и писать бесконечные бумаги и отчеты? Как объективный исследователь современной российской тюрьмы, я должен дать на все эти (да и многие похожие) вопросы утвердительный ответ.
Если все так плохо, почему же не хочется впадать в истерику и безнадежно выть на тюремные ворота?
Да, потому что руководство ФСИН РФ, как и гражданское общество, не только постоянно говорит о том, что тюрьма переполнена, но и предпринимает практические шаги к тому, чтобы сократить численность осужденных. Казалось бы им по статусу и карьерным соображениям положено ненавязчиво подсказать судам, чтобы те посадили в ИК и ВК еще сотню - другую тысяч зэков. А они отчего - то не понимают собственной выгоды и пытаются тюрьму «разгрузить».
Потому, что еще 10 лет назад мы могли лишь проводить семинары о том, что было бы неплохо отменить пониженное питание в ШИЗО, разрешить телефонные переговоры в СИЗО или ввести неограниченное количество телефонных переговоров в ИК. А сегодня требовать всего этого было бы нелепо, так как это и многое иное стало неотъемлемой частью пенитенциарной практики.
Да, потому что даже этих «очень отдельных случаев», когда колония была против освобождения заключенного, а его все - таки освободили, за один прошлый год было более 200, пусть это меньше 1 % всех освобожденных по УДО, но это есть и не замечать этого нельзя.
Почему так тяжело идет реформа тюрьмы? Из-за того ли, что воспитатели - садисты, оперативники - взяточники, а начальники не слушаются правозащитников? Мне кажется, что причины этого намного глубже. Одна из них состоит в том, что в тюрьму попадают те, кто принесли зло своим ближним и своим дальним, носители недобрых начал нашей жизни. И их в тюрьме во много раз больше, чем жертв следственных злоупотреблений и судебных ошибок. Работа в тюрьме есть соприкосновение со злом, олицетворенном в конкретном человека и в его уголовном деле.
Тюремное реформирование под лозунгами святой простоты не способно сделать лучше, ни тех, кто сидит, ни тех, кто охраняет, а способно лишь вернуть нас в 1917-18 годы, когда все, что было изолированно от общества, вырвалось на свободу. Вот там уж, помнится, был кураж, так кураж.
Если мы хотим иметь в нашей стране тюрьму, адекватную общественным ожиданиям, то действовать надо опираясь, по меньшей мере, на 3 принципа: а) наказание должно быть направлено на изменение культуры и ценностной ориентации человека за колючей проволокой; те, кто смог измениться, должны иметь реальный доступ к обретению свободы; б) при исполнении наказания нельзя забывать об интересах потерпевших от преступлений и пенитенциарных сотрудников; в) любой эксперимент, вносящий изменение в деятельность УИС, должен осуществляться под девизом «не навреди!»
Поэтому, если наш правозащитный горох - не муляж и не имитационная подделка, то я убежден, - куда бы не упали его семена, они обязательно прорастут.