О философии общественного контроля за местами принудительного содержания

Прежде чем начать про ОК в МПС (расшифровка этой аббревиатуры в названии текста), надо объясниться с читателем на вполне достоевскую тему «преступления и прав человека». Причем, многие правозащитники (не говоря уж о юристах и политиках, ссылающихся на народное мнение) считают аксиомой, что:
- преступление есть нарушение закона как установленного государством правопорядка;
- наказание есть инструмент исправления преступника, устрашения его и окружающих.

По сути нашего УК (замечательно проанализированной в книге Сергея Пашина «Становление правосудия», М. 2011), «преступление = виновно совершенное общественно опасное деяние, запрещенное законом под угрозой наказания». И поэтому судьба людей, преступивших закон, установленный такими же людьми, зависит не от каких-то вечных факторов, а от людей, ставшими на определенное время «волей народа», выразителем этой воли правителями народа.
Тогда как фундаментальные права личности - естественные и неотъемлемые - даны каждому от природы (Бога) и должны лишь соблюдаться/ защищаться обществом и государством в зависимости от социально-экономического и правового уровней развития. Поэтому мы вправе говорить о приоритете тех принципов, которые закрепляются в самом понятии Прав человека, - по сравнению с формальным следованием правилам и нормам, постоянно меняющимся под давлением многих реалий и обстоятельств.
В этом случае общественный контроль за соблюдением прав человека в «закрытых» учреждениях (в местах, где люди находятся под стражей, а взгляд извне и участие в их защите сильно затруднены) не может сосредотачиваться только на том, хороши ли условия для исправления преступника или имеет ли он возможность возместить нанесенный его деянием ущерб. Это, безусловно, важно и необходимо, но гораздо существенней другое.
Есть соблазн разделить задачи ОК на программу минимум и программу максимум. Первая ориентируется на создание необходимых условий, без которых нельзя говорить о выживании в тюремном социуме. Вторая, по сути, означает работу на изменение системы в корне, пересмотр ее принципов и целей. И вся наша парадигма преступления-исправления требует пересмотра, основанного на том, что преступник - это человек, каким бы зверем или моральным уродом он не казался. Он - не извечный враг государству и обществу. И не извесный враг тем органам власти и людям при исполнении, которые имеют с ним дело.
Базисом такого подхода является совсем другое понимание преступления. В первую очередь, это нанесение вреда другому человеку, покушение на «охраненный нормой интерес жизни» (по формуле правоведа Н.С.Таганцева). Не на общегосударственные устои, а на конкретный частный интерес - в виде причинения обиды, конфликта с жертвой и ущерба другому лицу. Или его семье, иному микросообществу, местной общине, как подчас бывает. То есть общественная опасность деяния практически всегда состоит не в абстрактном вреде, а вреде, нанесенным преступлением здесь и сейчас. Поэтому и цель наказания видится в том, чтобы исправить - но не личность преступника, а ситуацию, которая создалась его деянием или привела к нему.

Что из этого следует? Выводы могут быть самые разные, но, исходя из максимально возможного в деятельности ОК в МПС, - направленные на помощь этому человеку «уйти» от токого себя, который совершил то или иное правонарушение. Считается, что цель ОНК - способствовать созданию условий, нормализации содержания под стражей, приближения их к условиям жизни на воле. Возможно ли это без гуманизации, то есть поворотом лицлм к человеку, системы правосудия и наказания, реабилитации и социализации осужденного? Конечно, нет. Но и того, и другого трудно достичь лишь при помощи даже идеально выстроенного законодательства - норм и приказов, издаваемых на всех этажах госмашины и, к тому же, постоянно меняющихся и не всегда «в сторону» уважения прав и интересов т.н. спецконтингента.
Мне кажется, что достичь позитивных и необратимых сдвигов в вечной борьбе с преступностью можно лишь относясь к правонарушителю так, чтобы не мстить за содеянное им, не отвечать ему уничижением его достоинства, здоровья и самой жизни, даже, если он сам на них покушался. Значит, мало создать условия, в которых он не озлобится и не погибнет как личность. Нужно изменить весь климат мест отбывания наказания и ожидания приговора так, чтобы обратить причиненный им вред в преодоление самого себя.
Все это может показаться пустой тратой времени и суесловием, если бы не осознание того, что миссия общественного контролера включает в себя не только визитирование МПС и содействии в улучшении условий содержания, а также противостояние взглядам на преступника как на врага и соответствующему им насилию.
При этом, деятельность контролеров от имени общества во многом состоит в прямом взаимодействии с должностными лицами ведомств и учреждений, исполняющих наказание преступного «элемента». И не просто права качать - свои, как членов ОНК, или заключенных под стражу, лишенных подчас самого необходимого, - а пытаться выстраивать систему и человеческие порядки в МПС. Не только быть сторожевыми псами прав зэков, но и, уважая права потерпевших от них (на воле и в зоне), не давать устраивать для преступника кромешный ад в наказание за содеянное. Думая и об их семьях, и о том, чтобы не пошел он потом на рецидив и на еще большее зло - другим и себе.
Реально ли это при нынешней системе отношений? Можно ли достичь хоть какого-то результата на таком пути, требуя наказать должностное лицо за насилие в отношении заключенных?
Видимо, мы стоим перед трудным выбором - быть медиатором между двумя противостоящими лагерями (и, более того, культурами), априори не склоняясь к одному из этих станов. Это не только вопрос нашей объективности (и компетентности, конечно), но и стратегии всего общественного контроля-содействия. Получится ли так в работе столь разных по многим параметрам ОНК, особенно в условиях непризнания, а то и противодействия им со стороны разного начальства подконтрольных учреждений?
Открытый вопрос. Но без поиска своего места и постоянных попыток защищать Право с большой буквы, а не одни лишь законные интересы «своих» (госсистемы или отдельного человека), мало что получится.
В чем же может состоять наша позиция, не совпадающая ни с администрацией МПС, ни с иными «хозяевами зоны»?
Видимо, в нескольких постулатах нашей деятельности.
Принцип «не навреди» связан с ситуацией, когда работа ОНК может нарушить систему сложившихся отношений между администрацией и сообществом заключенных, как бы ни было трудно в этих «клещах» отдельным заключенным, особенно с чувством справедливости и личного достоинства. Ведь в таких случаях система, стремясь к стабильности сложившейся в ней «жизни по понятиям», вытесняет ОНК и вообще любые внешние факторы, которые не согласны с этими правилами игры. А там, где властное давление доведено до беспредела, не взирая на зэковское противостояние, и переходит в практику насилия (психологического и физического), возможен подход типа «минимизации вреда/насилия».
Как видно, со временем у нас - новичков или профи в этой области - сложится понимание того, что исходя из знания и анализа конкретных обстоятельств можно и нужно действовать по-разному. Нет одинаковых ситуаций и людей, но необходимы обговоренные заранее методики и базовые «заготовки» - как на самый непредвиденный случай, так и для относительно типичных «раскладов сил» в МПС.
Но первичным остается для меня понимание, что почти всегда там имеют место
цепочки правонарушений (и не только со стороны должностных лиц). И при этом нельзя смиряться с неправомерным насилием, откуда бы оно не исходило. Особенно, если оно санкционировано инструкцией или непосредственным начальством, которые явно пренебрегают нормами права, требующими человечных отношений между столь не равными по своему положению людьми - в погонах и в «бушлатах».
И это, наверно, главное в нашей работе. Вот с таким, несколько оторванным от жизни, «посланием» мне хотелось бы выступить в «Вестнике общественного контролера», призванном, наравне с другими медиа-ресурсами, помочь в столь трудной работе, которой посвящено наше издание.

# # #

Хотел, было, на этом остановиться, но стоит обратиться еще к одному сюжету, связанному со сказанным выше. Он вызван откликом на текст Николая Щура (см. сайт www.antipytki.ru , дискуссионный его раздел) о том, в чем должно состоять содержание предупреждения пыток в МПС (в широком смысле, включая унижающее и жестокое обращение). Его главный посыл - «создание системы необратимости наказания тюремщиков, на территории которых практикуется глумление над заключенным». В предложениях коллеги с правозащитным стажем есть несколько краеугольных камней.
Первый: за что и какого требовать наказания - если сами истязают, то уголовного; в иных случаях - дисциплинарного, вплоть до увольнения без пенсии и квартиры, в т.ч. за необеспечение безопасности на своем участке, за который отвечает. Что тут добавить? Только одно: если вводить шкалу наказаний для тюремщиков (негативный социальный лифт своего рода), то дОлжно прописать справедливую процедуру административного разбирательства, чтобы и сотрудник был защищен от произвола начальства или беспредела «крестных отцов» контингента.
Второй: кто и как фиксирует факты пыток. Тут нужны поправки в ФЗ-76 и другие, чтобы обеспечить наряду с прокурорским (?) общественный надзор и документацию пыточных обстоятельств. Технически и независимо от ведомственного и вне- контроля, чтобы обусловить невозможность замять или извратить любой инцидент с применением силы, прямых оскорблений и издевательств над зависимыми от «системы» людьми.
Такое придание почти что карающей функции ОНК (да еще не только по отношению к тюремщикам, но и надзирающим прокурорам) помимо его практической несбыточности вызывает некую оторопь. Не пойдем ли мы все тогда по пути «наказания без преступления» типа око за око, зуб за зуб. И такого бесконечного взаимоконтроля в треугольнике «зэки- тюремщики-онковцы», что приведет к войне всех против всех?
По крайней мере, в дальней перспективе этот путь кажется, мягко говоря, не самым оптимальным…
А вот третий момент очевиден и реализуем уже вчера. Это максимальная гласность и конкретика в обнародовании проверенных (!) фактов пыток и жестокого обращения, нерядовых происшествий в МПС, чреватых тяжкими последствиями. Предлагается серьезная информационная атака на проявления «пыточности» с созданием специального сайта, нацеленного на «плохие места» во ФСИНе, регулярным выходом на федеральные и региональные масс-медиа, кампанию запросов в органы власти по каждому доказательно трагическому факту данного рода.
Тут нечего возразить - по-прежнему не удается «расшить» это узкое место нашей совместной работы, в которой нет пока должных системности и настойчивости, координации своих усилий с «большими» СМИ и иными невластными структурами - профильными НКО, адвокатским сообществом и институтом омбудсменов.
Поэтому-то «Вестник общественного контроля», другие издания и интернет-проекты способны обеспечить многое из высказанного - при одном условии: если мы договоримся о главном в деле общественного контроля и будем «держать удар» под тяжестью ситуации в МПС и собственной неэффективности в ее изменении.

Наверно, если б мы смогли реализовать хотя бы часть здесь озвученного - желательно, в главном, в том, что касается и нас самих, и системы, которую мы призваны контролировать, и обстановки в местах принудительного содержания в целом, то тогда бы это и означало построение Национального механизма предупреждения пыток, которому давно уже пора появиться в России наряду с 26 государствами-членами Совета Европы.
В заключение хочется добавить еще одну цитату: «Бойся равнодушных!»…