Общественный контроль и этика общественных контролеров

Есть в нашей стране интересная особенность. В России принято более ста кодексов профессиональной этики специалистов различных сфер жизни - судей и адвокатов, полицейских и сотрудников УИС, нотариусов и врачей и т.д. и т.п., а более этичной наша жизнь все не становится и не становится.
И причина здесь не только в невосстребованности этических механизмов регулирования отношений между людьми - этические нормы и институты для человека, как правило, предпочтительнее правовых, сколько в отрыве этических кодексов от нужд, ожиданий и культуры профессиональных сообществ.
Не стал в этом плане приятным исключением и Кодекс этики членов Общественных наблюдательных комиссий, утвержденный протоколом Совета Общественной Палаты РФ № 28-П 12 июля 2012 года.
Сразу следует сделать 2 оговорки.

Первая. Кодекс содержит ряд правильных и хорошо прописанных норм. Например, принцип о приоритете прав человека в осуществлении общественного контроля позволяет выделить тот ориентир, на основе которого разрешаются споры о стратеги и тактике общественного контроля. Принцип о корректности и сдержанности к убеждениям, взглядам, культуре, народным обычаям лиц, находящихся в местах принудительного содержания устанавливает стандарт эмоционального реагирования членов ОНК на взгляды и обычаи, которые кажутся чуждыми и неправильными. Требование о том, чтобы не допускать избирательного отношения к обращениям и жалобам, удерживает членов ОНК от соблазна заниматься только резонансными делами или заявлениями тех, кто им особенно симпатичен. Таким образом, большая часть принципов и норм Кодекса достаточны разумны, практичны и полезны для целей и задач общественного контроля.

Вторая. В разговоре со мною член Общественной Палаты РФ Каннабих М.В. и сотрудник Палаты Полозюк В.Л. подчеркнули, что Кодекс этики будет корректироваться, когда в этом возникнет потребность, и не является чем - то застывшим и неизменным.
Поэтому хотелось бы, чтобы моя критика Кодекса была воспринята не как попытка похоронить этот несомненно нужный для нашей работы Кодекс, а как искреннее стремление его улучшить.

Этика является философской дисциплиной о поведении человека, приемлемом и неприемлемом в его поведении. Однако оценка поведения человека по шкале этично - неэтично определяется не только принципами этичного, но и целью, ради которой принимается этический кодекс. Между тем, в нашем случае цель создания и применения Кодекса может быть различной. Например, такой целью может быть разумная открытость мест принудительного содержания для общества. Или, например, удобство функционирования уголовно - исполнительной или правоохранительной систем. Или облегчение условий работы самих Комиссий. Да, эти цели близки друг к другу, но не совпадают друг с другом. Отсутствующая в Кодексе цель составления Кодекса накладывает свой отпечаток на его содержание, так как ни первая ни третья из описанных выше целей в нем не ставятся и не достигаются.
Некоторые положения Кодекса не очень удачно прописаны с точки зрения русского языка. Как, например, понимать словосочетание «принципов приоритета прав человека, добровольности, объективности…» и далее по тексту? К каким словам относится ключевое слово «приоритет». Если к правам человека, то все понятно - при конфликте между принципами прав человека и добровольности, приоритет остается за правами человека. Но, если все 6 принципов приоритетны, то, как быть, если между ними возникает противоречие, например, когда член Комиссии принял на себя обязательство посетить учреждение, относительно которого поступила информация о грубом нарушении прав человека, а затем передумал. Что в данном случае приоритетно - добровольность выполнения принятых на себя обязательств или все - таки необходимость защищать нарушаемые права? Происходит ли в случае такого отказа нарушение этики общественных наблюдателей? Ответ на этот вопрос будет зависеть от того, от установленной Кодексом иерархии принципов. Однако данный Кодекс такой иерархии не устанавливает.
Статья 2.2 требует от члена ОНК не допускать обещаний лицам, находящимся в местах принудительного содержания, выполнение которых выходит за пределы компетенции членов ОНК. Вроде бы норма совершенно правильная. Однако вернемся на грешную землю и представим ситуацию, когда член Комиссии решил позвонить родственникам заключенного, чтобы сообщить, что их сын- брат - отец находится в ИВС или СИЗО, либо вник в ситуацию с оплатой жилищно - коммунальных услуг и решил направить в администрацию поселения ходатайство о перерасчете оплаты услуг за время нахождения заключенного под стражей. Выходят ли эти действия за пределы полномочий члена ОНК. Скорее всего, выходят, хотя бы потому, что являются не обязанностью члена Комиссии, а его доброй волей. Но тем не менее, подобные намерения члена Комиссии скорее всего станет благом, как для конкретного заключенного, так и для оперативной обстановки в учреждении в целом. Скорее всего, речь в этом пункте стоило бы вести о обещаниях совершить действия, противоречащие статусу члена ОНК.
А как понять запрет «публичных высказываний, оценивающих деятельность своих коллег»? Допустим, некий член Комиссии, публично заявил о том, что осужденный, умерший от множественных переломов костей черепа и позвоночника, скончался, споткнувшись, к примеру, о тазик. Что должен в этом случае другой член Комиссии, который оказался не согласен с подобным заявлением? Если исходить из этических норм, лживое публичное заявление должно быть опровергнуто также публично. И публичности в такой ситуации требует защита общественных интересов, защита репутации ОНК, уважение к памяти усопшего. В этой ситуации не до амбиций, не до пиара, так как на кон поставлена этика Общественных наблюдательных комиссий, как таковая. Согласен, злоупотреблять публичной критикой не следует. Но полностью исключить ее из арсенала работы членов Комиссии, я думаю, невозможно.
Вершиной логических парадоксов нормотворчества авторов Кодекса является норма о том, что «члены ОНК должны строго руководствоваться нормами, установленными законодательством по использованию персональных данных лиц, находящихся в местах принудительного содержания». Значит ли эта норма, что УПК РФ и Кодексом об административных правонарушений члены ОНК могут руководствоваться не строго, а на Правила дорожного движения или Семейный Кодекс РФ и вовсе наплевать? Что это за такое «законодательство по использованию персональных данных лиц, находящихся в местах принудительного содержания»? Где с ним можно ознакомиться? Если речь идет о нелепом и абсурдном Федеральном законе от 27 июля 2006 г. N 152-ФЗ "О персональных данных", который соотносится с Конституцией России примерно так же, как аборт с ростом народонаселения страны, то следует отметить, что ни ОНК, ни член Комиссии не является оператором по обработке персональных данных, указанные данные не собирает и не использует, имеет право ознакомится с ними, как специальный субъект, то есть лицо, реализация полномочий которого возможна при его ознакомлении с информацией, частично подпадающей под понятие «персональных данных». Вернувшись с позиции создания барьеров в работе Комиссий на позиции права, норму о персональных данных следовало бы изложить следующим образом: член Комиссии не вправе знакомиться, использовать или публиковать персональные данные, если против этого письменно возражает лицо, находящееся в местах принудительного содержания.
Совершенно невозможно понять, что это за «иные морально-нравственными принципы», которыми «должны руководствоваться» члены ОНК. Этические системы не только различны, но часто и крайне противоречивы. Например, в буддизме монахам (за некоторым исключением) запрещено трудиться и следует тратить все свое время на молитвы. Однако коммунистическая мораль гласит, что «тот, кто не работает, то не ест». Оба предписания относятся к числу морально-нравственных принципов, но полностью исключают друг друга. И это совершенно нормально: наряду с этическими константами существует и этическая специфика, которая весьма противоречива.
Пугает норма о том, что «в случае грубого нарушения членом ОНК Кодекса общественной наблюдательной комиссией или руководящим коллегиальным органом общественного объединения, выдвинувшим кандидатуру члена ОНК, может быть принято решение о направлении в совет Общественной палаты Российской Федерации представления о досрочном прекращении полномочий члена ОНК». Вроде бы все правильно, но представьте, что один член комиссии нарушает «иные морально-нравственными принципы», принятые в буддизме, а другой - «иные морально-нравственными принципы», принятые у коммунистов. И этот дерзкий член Комиссии решительно не нравиться большинству членов этой самой Комиссии. Лучше даже не думать о том, что с ним может произойти. То, что рассматриваемая норма Кодекса до сих пор - хотя сегодня прошло 3 месяца с момента принятия Кодекса - не стала орудием расправы с членами ОНК, утешает слабо. Хорошо, что нынешний состав ОНК, так сказать, второй призыв, - люди в основном спокойные, не скандальные, не склонные к различного рода расправам. А как быть, если члены ОНК третьего призыва окажутся иными и воспылают не страстью бороться с нарушениями прав человека на зонах да в участках, а решат начать наводить порядок с собственных коллег?
Кроме того, трудно догадаться о том, что имеется в виду под грубым нарушением членом Комиссии Кодекса. Понятно, что это - нарушение, повлекшее какие - то пакостные последствия Однако какие именно? Нарушение, сильно расстроившее большинство членов ОНК? Или же нарушение, когда член Комиссии цинично плевался и злобно матерился?
Разъяснение о том, что «грубым нарушением признается однократное нарушение членом ОНК норм настоящего Кодекса, повлекшее наступление негативных последствий, а также их систематическое нарушение» не вносит ясности. Представим себе, что член Комиссии на целых 5 минут опоздал на заседание. Наступило ли в этом случае «негативное последствие»? Конечно же, так как остальные 10 членов ОНК целых 50 минут (!!) ждали загулявшего коллегу. Если же припаздывающий член ОНК опаздывает на 5 минут регулярно (как например бессовестный автор этих строк), то после третьего опоздания он может узнать, что все - в отношении него в далекую Москву уже ушло суровое представление. С другой стороны, можно ли считать негативным последствием нарушение прав человека администрацией учреждения, допущенное после того, как 2 доверчивых члена Комиссии провели проверку и, обнаружив нарушение, доверчиво написали в своем заключении, что никакого нарушения нет? Для тех, кто приезжает в зоны, видит черное, и принимает черное за белое, эта норма может иметь самые печальные последствия. Впрочем, как и для любого другого члена Комиссии, которого коллеги заподозрили в нарушении, повлекшем загадочные негативные последствия.
В то же время Кодекс умалчивает о ситуации, когда за месяц - квартал - пол года или даже год член комиссии никого не посетил, не проверил или же не сдал ни одного отчета. Если именно это имеется под грубым нарушением членом Комиссии Кодекса, то так об этом и надо написать. Однако Кодекс не содержит ни требований регулярного посещения подконтрольных учреждений, ни требований писать отчеты (заключения, справки) по итогам посещений. Таким образом то, то делает общественный контроль более эффективным и полезным для общества, в Кодексе отсутствует. В то же время Кодекс содержит некоторые нормы, затрудняющие осуществление общественного контроля.